Это хорошее орудие, хороший слуга. Это необусловленная бесконечность по ту сторону ума, чистое, недифференцированное бытие. Это хорошее орудие, хороший слуга. Сколько времени мы оказываемся затерянными в думающем уме? Просто сидеть, просто быть бывает часто трудновато. Именно это некоторые дзэнские традиции называют Единым Умом, общим всем существам. Сознание вновь переживает тело. За пределами страдания. Ауробиндо сказал: «Быть сполна – значит быть всем, что есть». Просто освободитесь от всего. Когда мы постепенно пробуждаемся, мы замечаем созревание некоторых качеств ума. Сознание само собой возникает как результат соприкосновения осознавания и его объекта. Мы начинаем переживать помыслы и психические состояния во всей своей системе; затем чувство и думание становятся не слишком уж отличными один от другого аспектами одного и того же процесса. Сознание, свободное от осуждения, обладает силой увидеть нечто таким, каково оно есть, и освободиться от него. Потому что это и есть тот ум, что создает карму. Одна женщина, моя знакомая, рассказывая группе о своей жизни, упомянула о том, что она назвала «переживанием космического сознания». Мы обращаем внимание на свою речь: в своей речи мы воздерживаемся от сплетен, от злословия; мы сохраняем ее правдивость. «Да воссядут все существа в свете. И вот теперь они признали, что кто-то находится в нужде; вышло так, что этот «кто-то» – они сами; теперь они могут направлять благожелательность своих мыслей на то место внутри себя, которое так хочет быть целостным. Освободиться – значит не задерживаться на чем-то, пришедшем на ум. А когда я спросил его, почему, он ответил, что у него-де очень много дел – работа, курсы французского языка, писанье писем, групповая терапия, любимые телевизионные программы, а потому времени нет. И мы наблюдаем эти нужды, не оценивая себя за это. Мы просиживаем в медитации час; но какую часть этого часа мы отсиживаем? Сколько времени мы тратим на думание о том, как сидеть, вместо того, чтобы просто сидеть? Далее мы замечаем, что тем временем пропустили все прочие, пробегающие мимо вагоны; тогда мы освобождаемся от своего очарования львом и еще раз переводим внимание прямо вперед, в настоящее. Да раскроют они радость своего истинного „я“. «Да будем все мы счастливы!» Не забывайте себя; вы – тоже еще одно прекрасное существо. Если я останусь открыт для этого промежутка времени, мне будет очень больно; но очевидно, работу нужно выполнить, и вот я остаюсь с ней и кое-когда обнаруживаю, что мой ум оказывается очень открытым, мягким, сострадательным и пребывающим глубоко в настоящем. Именно слушая сердцем, мы слышим то, что соответствует данному моменту. Окружение, в котором мы прежде всего живем, есть одновременно и окружение, которое мы меньше всего осознаем: это наше тело. Когда мы теряем эту открытость космическому юмору по отношению ко всему происходящему, мы теряем и перспективу. Когда в глубоком безмолвии, впущенном в себя во время сиденья в медитации, мы видим то, что всегда происходит, но что мы так редко осознаем, мы понимаем, какое это чудо – жизнь, понимаем, как она замечательна. Примите то обстоятельство, что неизбежно будут появляться не вполне бескорыстные мотивы; и все же они способны помочь в развитии открытости. Только отметьте переживание помысла, входящего в ум и исчезающего, переживание чувствования, любого внешнего ощущения, которое возникает в данный момент и исчезает в следующий. Это хорошее орудие, хороший слуга. Мы не подавляем его, мы его не устраняем. Мы прерываем внутренний диалог, постоянное комментирование ума, мы прорываемся сквозь то место, где происходит думание, и переживаем процесс непосредственно. Пользуйтесь своим именем, если вам это нужно. И ведь не то, чтобы мы оставались всё теми же, а только мир изменялся. Когда я говорю, что сердиться хорошо, у некоторых людей мороз пробегает по коже: «Что вы имеете в виду? Разве сердиться хорошо? А мне говорили, что злиться плохо. Перед каждым словом или жестом намерение незаметно предшествует активности; это переводит энергию от желания к действованию. Парение сразу же за пределами границ того, что мы иногда воображаем вполне разумным, мысль: «Не делает ли все это меня немного шизоидным?» – все это проходит через ум, который не отождествляет себя со своим содержанием, а только отмечает: «Помыслы, помыслы» «…Хм, что же реально?» «…Помыслы, помыслы», – всякая мысль о том, кто мы такие, не может быть принята, и мы держимся за нее не более чем тысячную долю секунды, – и все же вот мы: рассудок не знает, на какой путь ему свернуть, а сердце совсем не озабочено. Разрешите себе принять прощенье. Другой участок, где дыхание вполне заметно, – это та область, где поднимается и опадает живот. Лучшим средством растворения критического ума окажется простое его узнавание без ценностного суждения, едва он возникнет. С другой же стороны, если бы у нас существовало осознавание при слабой сосредоточенности, мы осознавали бы то, что читаем, но после одной или двух фраз соскользнули бы в мечтания и не смогли бы удержаться на том, что делаем. Просветление может стать величайшей причиной страдания, потому что оно остается предметом нашего сильнейшего желания. Мы реально не видим реальности. Есть две главные зоны, где ощущение дыхания всего заметнее. Усядьтесь удобно, так, чтобы смогли просидеть некоторое время; без напряжения или скованности; просто расслабьтесь в своем теле. От останавливания ума мудрости не получится; она возникает от понимания природы ума. Большая часть того, в чем мы видим мотивацию «я», приходит от чувства никчемности. Он поддерживает вращение колеса кармы, создавая новую активность, то есть обусловливая новые желания и страсти. Мы теряем чувство своей абсурдности, которое может послужить противовесом серьезности нашей практики. Почувствуйте его вибрацию, его мерцание. Мы просто не мешаем всему этому исчезнуть в проходящем мимо потоке. Этот плод не погибает, а остается в качестве приношения всем тем, кто приходит позже. Вхождение полностью пробужденными. Ведь когда видишь, что никакой объект ума не может нас сам по себе удовлетворить, тогда ничто возникающее уже не увлечет нас; и начинаешь освобождаться, потому что нет ничего, за что стоило бы цепляться. Когда осознавание сильно, вожделение слабо. Мы никогда не ощущаем полностью вкус самих вещей, потому что между ними и нами вклинивается наше обусловленное сопротивление им; оно усиливает сопротивление еще большей неприязнью. Мы занимаемся практикой не потому, что нам нравится тот или иной учитель, не потому, что наставления поданы притягательно, не потому, что нам нравятся люди, их практикующие, не потому даже, что мы восхищаемся кем-то, кто как будто работает по этому методу. Когда мы постепенно освобождаемся от нашей полнейшей зависимости от рассудочного ума, мы освобождаемся и от знания о том, как надо медитировать, – и тогда мы просто медитируем. Если в уме ничто не движется, не возникает и возможности для понимания того, что нас связывает. Иногда в то время, когда мы медитируем, могут появиться чрезвычайно привлекательные мысленные формы – хорошие замыслы, прекрасные образы, великие изобретения. Сердце не наклеивает ярлыков, не манипулирует ими; оно просто дозволяет. «Да будут все живые существа, все чувствующие существа, – да будут они свободны от страдания. В основе практики – непосредственное соучастие в каждом мгновенье настоящего с возможно большим осознанием и пониманием. Освободитесь и от самоосуждения. Когда сосредоточенное осознавание входит в эту область и дает ей возможность быть такой, какова она есть, мы начинаем видеть эти сложные ощущения в форме отдельных событий. Тогда может возникнуть все, что угодно. Разрешите себе принять прощенье. Каждое дыхание – последнее. Мощь, сила ума, которую создает сосредоточенность, не оставляет возможности для большой активности препятствующих факторов. Может быть, для того, чтобы мы смогли успешно продолжать свою работу, нужно убрать с пути все искусные средства и все ответы на любые вопросы. Мы воображаем, что продолжаем спать, как спали всегда – «вот я нахожусь в таком же трудном положении, в такой же тягости, в таких же запутанных условиях; ответа нет». По мере того, как эта практика становится все более зрелой, начинаешь больше доверять себе. Все принадлежит энергии жизни, энергии осознавания в форме. Они не останавливают свое внимание на невозможности и далее сохранять такое положение; если бы они подумали об этом, им бы не выдержать. Проблема этого препятствия, как и всех препятствий вообще, заключается в том, что оно направляет внимание во внешнюю сферу, а потому редко распознает себя. Любопытно, что в буддийской мысли не так много говорят о взращивании любви и доброты, как о развитии отсутствия ненависти; а об освобождении меньше, чем о развитии невожделения. Бывает, что целый набор установок и эмоций уходит прочь, и тут же после этого появляется совершенно новый ум, вполне отличный своим видением. Хорошо впустить гнев и выпустить. Казалось, таков был мой особый способ удерживать присутствие в комнате. Переживайте каждый вдох, как если бы за ним никогда не следовал другой. Нет ничего такого, от чего нужно прятаться; мы можем сказать: «Ух ты! И внутри меня находится этот хлам?» Но это есть «я» до тех пор, покуда мы это прячем. Внимательность представляет собой самое мощное средство для преодоления каждого из препятствий. Будда сказал, что корень всей кармы – желание, мотивация, намерение, стоящее за актом. Желание быть просветленным подобно «я», которое хочет присутствовать на собственных похоронах. Да будем мы все свободны от страдания, да будем мы все счастливы, да будем свободны!» Но в конечном счете, если мы отметили намерение почесаться, мы до него распознали зуд. Но интуитивное понимание ума-мудрости может позволить нам быть доступными для другого человека, не теряясь во множестве «дел». Такие попытки только затягивают узлы. С открытым сердцем освободитесь от всех вещей, удерживающих вас. Мы отмечаем, что это «нечто» замещает наш образ того, какими должны быть вещи. Страх или похотливые мечтания представляют собой два особых примера, когда может потребоваться сознательное вспоминание, обеспечиваемое отметками. Свет движется во тьму и возвращается к свету. Они не видят ума, жаждущего удовлетворения, не видят подавленного ума, или одинокого, или даже беспокойного, обуреваемого желаниями, который заглядывает в холодильник или переключает телевизионные каналы и ищет себе развлечения. Это подобно истине закона кармы. Наблюдая выносящий суждения ум, проявляя к нему сочувствие, мы внимательно культивируем приятие самих себя. Для меня самого написание книги есть часть практики, и мне надо удостовериться в том, что я сам остаюсь честным. Они не видят ума, который хочет выйти на свободу. Для мира, полного изменений, у нас имеются застывшие, неизменные понятия – ярлыки; и это, конечно, порождает разрыв между понятием и реальностью, результатом чего будет напряжение. Для работы с этими препятствиями надобно запастись терпением. Однако важно признать, что даже в том, что мы называем духовными путями, существуют те же самые элементы, которые отвлекают нас в нашей мирской жизни; это – наши склонности и влечения к приятным переживаниям и наше отталкивание от неприятных переживаний, отвращение по отношению к ним. Один мой друг говаривал: «Только выйди и притворись, что ты просветлен. Иногда мы сидим и медитируем безмятежно, в ясности и спокойствии. Тот объем пространства, который мы все еще отрицаем, – это расстояние между нами и полнотой. Даже помысел: «Ах, смотри, вот в этот миг все вырисовывается в виде силуэтов!» – был еще одним помыслом в ясности этого момента. Налицо просто ясное, точное, мягкое наблюдение за дыханием. Дыхание жизни опять внутри тела. Сосредоточенность обладает способностью направлять это осознавание, заострять его. Когда я увидел, как обширно, как могущественно желание в уме, я испугался. Наша естественность обвиняется. Постепенно мы доходим до того, что можем с ясностью наблюдать приязнь и неприязнь. Постепенно зрелище неудовлетворительной природы большей части содержания ума стало открывать мне путь к свободе. Мы суть открытое пространство; мы не держимся ни за что, мы отдаем все. Отметки позволяют нам мягко, но настойчиво оставаться со своим переживанием, признавая все, что временно получает преобладание, как только то возникает. Мы следим за дыханием, и при этом появляются помыслы; мы можем отметить их: «помыслы, помыслы» – и вернуться к отметкам дыхания. Если мы знаем, что сердимся, и не осуждаем гнев, не испытываем отвращения к этому виду отвращения, мы можем раскрыть окружающий его ум, раскрыть предлагаемое осознаванием пространство и разрушить свою отождествленность с отвращением. На переднем плане – осознавание дыхания, когда то само собою входит и выходит. Почувствуйте силу шеи, ее толщину, ее вещественность. ох, опять не получается!. Естественные законы, управляющие причиной и следствием, законы, управляющие взаимоотношениями ума и тела, совершенно одинаковы; и вот эта-то одинаковость является путем ко внутреннему пониманию, способом не быть захваченными содержанием – как нашим, так и их содержанием. Не станем мы также говорить: «О, эта боль – всего лишь следствие кармического процесса», – потому что такие слова не будут, состраданием: мы просто разговариваем по душам, не работая над собой; мы не поддерживаем такое состояние ума, которое сохраняет разделение. Нет необходимости ограничивать каким бы то ни было определением то, чем мы действительно являемся. Прочувствуйте резервуар энергии в этой комнате. Обычно мы переживаем их как непрерывность, как единый ум; мы не видим, что здесь налицо непрерывные рождение и смерть, новое рождение и новая смерть. Но когда возникает разочарование, часто за ним следует гнев. И вот я стал наблюдать его, не подавляя; я просто отмечал то, что он делает. Происходит раскрытие сердца и ума, чувство осуществления в этот самый момент. И в течение курса обучения тому, как укрепить свою отдельность, нам, детям, вполне естественно в большинстве своем случалось солгать или что-то украсть. Беспокойство есть всего лишь еще одна сторона нашей природы; то, что мы говорим: это – «наше» беспокойство. Никакого тела, никакого ума. Когда все, чем мы воображаем себя, видно в своей – в сущности пустой, непостоянной – природе, мы глубоко чувствуем поверхностность отдельного «я». Таким образом, они видят только легкий ум, ум, который хочет сидеть; они не видят ума, который причиняет нам наибольшие страдания, не видят рассеянного ума, желающего делать что-то другое. То, как мы реагируем, создает следующее мгновенье и обусловливает то, как мы отнесемся к этому же объекту в будущем. Когда осознавание проникает чуть поглубже, мы обнаруживаем, что наделили мыслящий ум реальностью, которой он независимо от нас не обладает. Нарисуйте их ясно, так отчетливо и легко, как только можно, и направляйте на них свои чувства благожелательности, используя некоторые повторения: «Как хочу быть счастливым я, так да будете счастливы и вы. Однако рассудочный ум неспособен разбить по разрядам всё, потому что сам он – это не всё. А когда я спросил его, почему, он ответил, что у него-де очень много дел – работа, курсы французского языка, писанье писем, групповая терапия, любимые телевизионные программы, а потому времени нет. Если он уже пришел в движение, он просто движется. Как сказано в «Алмазной сутре», это – «вспышка молнии в летнем облаке, мерцающий светильник, призрак, сновидение». Все эти виды дарений в нашей жизни бывали – и от нас, и нам. Далее мы замечаем, что тем временем пропустили все прочие, пробегающие мимо вагоны; тогда мы освобождаемся от своего очарования львом и еще раз переводим внимание прямо вперед, в настоящее. Внутри нас содержатся несовместные системы желаний, которые в одно мгновенье могут оттолкнуть какой-то объект, а в следующее – страстно его пожелать. Чем больше мы будем пускать в ход на других деятельность своего критического ума, тем более усиленно критический ум будет поощряться к высокой оценке каждого из наших действий. Отметки – это техника, которая удерживает нас в колее. Это наше величайшее «пребывание в другом месте», наш величайший вакуум. На всю страну, на весь континент. В это мгновенье все вырисовывалось в виде силуэтов. Все это переживается на опыте. Мы можем даже и не заметить свою жажду просветления с такой ясностью, не обратить внимания на жажду высших состояний, на свои оковы, свое рабствование понятию свободы, страданию, внутренне присущим желанию, чтобы вещи стали какими-то иными, а не теми, каковы они есть. Все тоньше и тоньше; пусть все просто будет. Недеяние означает действие без чувства «себя»: это уместное действие, но без привязанности. Личность, которую нам больше всего хочется любить, – это мы сами; но когда мы пытаемся обратить на себя любовь, – может быть, при помощи какой-то медитации, в которой культивируем это качество, или же в ходе нашей повседневности – мы обнаруживаем, что иногда не считаем себя заслуживающими любви. Любопытно, что среди всех этих перемен мы обычно переживаем не столько то, что происходит, а то, что думаем о происходящем. Нам не приходится сражаться с «я», сокрушать его. Обширное пространство. Когда мы видим, как приходят и уходят помыслы, как приходят и уходят чувства, как приходят и уходят ощущения и воспоминания, когда мы наблюдаем их таким умом, который не пытается овладеть чем-нибудь, не пробует наклеить на все ярлыки, – мы открыты для понимания; и это по-настоящему все, что нам нужно делать. Мы почти никогда не переживаем то, чем является боль, непосредственно, так как наша реакция на нее оказывается настолько немедленной, что большая часть того, что мы называем болью, в действительности представляет собой наше переживание сопротивления этому явлению. Я увидел, что хорошая медицинская сестра на дежурстве становится благословением для своих пациентов; и я установил значительные различия в этой области. Создайте для себя место. Как если бы оно приближалось, проходя через обширное пространство. Мы видим, как естественно мы эгоистичны; но в этом виденье нет самоосуждения. По иронии вещей, когда переживаешь глубину неудовлетворенности в нуждающемся уме, то за этим следует великая радость. Предписанное средство для восстановления спокойствия в уме заключается в подкреплении сосредоточенности посредством осторожного, терпеливого и упорного возвращения его обратно к дыханию. Чем скорее мы узнаем, что мы умерли, тем лучше сумеем выбрать направление внутри кармических возможностей, открывающихся в посмертных состояниях. Пожалуй, можно описать его единственное качество: это «таковость», открытость, где возникает всякая форма. Есть также и такие вещи, которые мы получаем, а получив, не хотим иметь; и это нас по-настоящему расстраивает. Но все содержание реальности не воспринимается на думающем уровне ума. А мы немедленно следуем за ним, сейчас же втягиваемся в него; и это продолжается до тех пор, пока мы не начнем видеть безличную, обусловленную природу всего процесса и его содержимого, пока не осознаем совершенную текучесть его самого. Мы привязаны к одному аспекту в противоположность другому, и поэтому нам не удается увидеть процесс, из которого все это происходит. Как сказано в «Алмазной сутре», это – «вспышка молнии в летнем облаке, мерцающий светильник, призрак, сновидение». Не с чувством вины, а с пониманием того факта, что мы спотыкаемся, что мы все бываем незрячи. А я говорил им: «Несомненно, должна существовать какая-то помеха, из-за которой вы чувствуете себя столь нелюбимыми и недостойными любви». Мы падаем каждое мгновенье. Но из этой приязни или неприязни проистекает страстное желание, которое выковывает вожделение, обусловливающее следующее звено в кармической связи. Идите в чистое, открытое сиянье своей изначальной природы. Или мы можем заметить, что осознавание обычно бывает чистым и удерживается на объекте до тех пор, пока не затеряется в некоторых повторно возникающих состояниях ума; таким образом отметки могут быть использованы только для того, чтобы отождествить эти состояния, которые все еще являются причиной самоотождествления и, таким образом, отвлекают внимание от объекта. Мы не оплакиваем исчезновения какого-нибудь состояния ума, потому что это было нашим одним переживанием, за которым немедленно возникает другое. Ад – это сопротивление. Действительно, вся Вселенная – это ум. Но иногда условия не предоставляют нам много энергии для создания устойчивой сосредоточенности; отвлечения давят на ум и не дают возможности поддерживать сосредоточение или сохранять равновесие с энергией; или же осознавание не приобретает достаточного постоянства, чтобы дать нам возможность распознавать состояния ума, сохраняя при этом равновесие. Каждый раз, когда мы узнаем какое-то состояние ума, не осуждая его, а только отмечая: «Вот неуверенность», или: «Вот страх», или «Глянь, вон беспокойство», – это ослабляет указанное состояние ума, укрепляя способность освободиться от него. Чем раньше мы замечаем возникновение настроений и помыслов, тем скорее понимаем, что они представляют собой просто кармические плоды прошлого, и тем легче можно будет их отпустить. Я не оказывал им никакой помощи; и у моего действия был тонкий привкус превосходства и господствования. Американский индеец говорил о Великой Петле, которая охраняет всех людей. Чем более мы принимаем свой гнев, свою одинокость, системы своих желаний, тем более мы способны слушать других, тем более способны слушать самих себя. Действительно, иногда слова даже становятся препятствиями для сердца, удерживая восприимчивость только в уме, вместо того, чтобы дать ей возможность ощущаться в том месте, где мы способны внутренне почувствовать другого человека. Они ежемгновенно возникают и исчезают, скрываясь в обширном пространстве ума. Но вот это событие каким-то образом оказалось «нехорошим»! Оно заставляет нас все чаще сомневаться в своей естественности. В этой книге предлагается простая буддийская практика внимательности, приводящая нас к целостности, к естественной полноте. Два человека находятся в этой комнате, и они находятся в ней в силу кармы. Когда мы наблюдаем ум, не вынося суждений, мы ясно видим различие между думанием и следящей мыслью. Нам нет надобности куда-то идти за своей кармой; мы сами и есть наша карма. Прочувствуйте это тонкое равновесие от мгновенья к мгновенью, как ощущение, как само осознавание. Просто пребудьте – в любви, в свете. Когда мы постепенно пробуждаемся, мы замечаем созревание некоторых качеств ума. На этом уровне мы переживаем побуждение, которое почти можно было бы назвать «ностальгией по Богу», экстатической жаждой прийти домой, вернуться к источнику, быть завершенными. Пожалуй, самым мощным из всех этих препятствий является сомнение, ибо оно способно прервать практику. Больница – не слишком хорошее место для того, чтобы умереть. Но сердиться – вполне хорошо; так же хорошо и не сердиться. Только ясное признание такого чувства приязни и неприязни без реакции на него рассекает кармическую цепь. Отметки – это техника, которая удерживает нас в колее. Свободно парите. Размышляйте о том огне внутри тела и ума, который есть гнев. Есть нужда не испытывать боли. Терпенье дает всему этому место, открывает простор. Не что-то такое, чего надобно бояться, а просто демона. Даже помысел: «Ах, смотри, вот в этот миг все вырисовывается в виде силуэтов!» – был еще одним помыслом в ясности этого момента. Звук возникает и исчезает. Да полюбим мы друг друга». – Да, это чувство действительно ужасно – не быть способным никого полюбить, даже самого себя, хоть немножко… Это помогает нам не теряться в лабиринте анализа или не увязнуть в болезненных стараниях познать то, что, кажется, непознаваемо. Но если мы реагируем на эти предпочтения подневольно, если отождествляем себя с ними, они становятся причинами новой кармы. Во многих школах и на многочисленных курсах медицинских сестер вполне обычно мы слышим: «Не сопереживайте жизни ваших пациентов». Эта великая смерть разделения и страха становится весьма могучей силой в нашей жизни, когда мы вступаем в чистое бытие, в процесс, иногда бывающий болезненным, где раскрывается тот факт, что мы не то, кем считали себя, что мы в действительности всегда в значительной мере были тем, кем никогда не хотели быть. Так как же мы можем работать для достижения просветления без привязанности, без желания? К несчастью, в английском языке мы пользуемся словом «желание» для обозначения двух весьма различных психических установок. В основе обусловленного ума лежит нужда. Осознавание даже нездорового действия приближает нас к тому, чтобы не повторить его впредь. Наконец есть и нужда в том, чтобы вещи были такими, какими нам хочется. Такая практика вынуждала их выйти за пределы того, кем и чем они воображали себя, стать целиком и полностью открытыми для переживания превыше самих себя. Сущность стремления к удовольствию – это нужда, жажда удовлетворения, чувство жизни в пустоте, всегда движущейся к объектам, приносящим удовольствия, всегда хватающейся за соломинку. Освободитесь. Именно переживание кажется самым важным; именно в бытии мы находим ценность. Когда мы получаем послания от тела, мы просто к ним прислушиваемся. У нас не могут существовать одновременно активное осознавание и вожделение. По мере развития практики мы уже не станем выходить утром из дома без своего сиденья – как из тех же соображений самоуважения мы не вышли бы, не почистив зубы. Нет надобности пользоваться умом, чтобы проанализировать тот факт, где мы находимся. Терпенье дает всему этому место, открывает простор. Я не оказывал им никакой помощи; и у моего действия был тонкий привкус превосходства и господствования. Гнев состоит в следующем: мы хотим вот этого, но мы его не получаем; тогда сжавшееся сердце превращается в сжатый кулак. Так что я и был тем субъектом, который нуждался в любящей доброте. Но когда возникает разочарование, часто за ним следует гнев. А на заднем плане все прочее остается таким, каково оно есть; но открытый, спокойный ум не липнет. Конечно, рассудочный ум говорит нам: «Все это правильно, я буду освобождаться от рассудочного ума, но мне надо знать, как это сделать. Вот для чего хорош рассудочный ум: собрать и применять некоторые технические знания и уменья – как водить автомобиль, как пользоваться картой, как читать книгу, как перевязывать раны, как уметь медитировать. Мы не погрязаем в фаталистических вымыслах или в нигилизме, «всё, дескать, до лампочки», а признаем, что всё имеет равную важность. «Прощаю себя за всю причиненную боль, даже за те вещи, которых не хотел сделать». Насыщенные ощущениями, жизнью. Но когда осознавание проникает в точку возникновения чувства притяжения или отталкивания по отношению к феноменам, кармическое затягивание в новое действие ослабевает как раз там, где желание обусловливает волевой акт, придающий активности энергию. Иногда в то время, когда мы медитируем, могут появиться чрезвычайно привлекательные мысленные формы – хорошие замыслы, прекрасные образы, великие изобретения. Проходят недели; ум становится все более ясным, он чувствует все большую признательность силе практики за раскрытие истины. Наше переживание этих состояний ума облачается в нашу обусловленность. И когда мы ощущаем ту систему координат, внутри которой протекает вся эта мелодрама, это переживание начинает освобождать нас от увлеченности – даже от увлеченности страхом. Каждое дыхание, входящее в весомое тело, поддерживает это легкое тело, сохраняет равновесие, позволяющее оставаться этому телу осознавания. Ум будет все время продолжать движение, потому что это и есть его постоянное занятие. Размышляйте о болезненности, о разделении, которое есть гнев, зависть, ревность. Это просто виденье настоящего момента, терпеливое и прямое. Когда же нигде не осталось вожделения, дело сделано; тогда налицо – первоначальный ум, сущность ума – уже чистый, уже сияющий ум. Свободно парите. Когда мы начинаем работать над собой, у нас появляется склонность осуждать некоторые качества ума или, пожалуй, чувство, что мы достигаем не столь многого, сколько, по нашим представлениям, могли бы. Просто знать, в какой позе мы находимся, отмечать, когда мы переносим свой вес, чтобы встать, знать, когда мы стоим или сидим, знать, где находятся наши руки, осознавать положение головы, осознавать состояние глаз – открыты они или закрыты, – все это обладает весьма мощным качеством пробуждения, которое приводит наше переживание прямо к реальности настоящего момента. Сначала бывает трудно вытянуть ноги на полу, если не было привычки раньше. Ежемгновенно объекты возникают и исчезают в обширном пространстве, в пространстве ума и тела. Круг – это природная форма. Затем есть вид дара, который называют «царственным». Фактически именно этот интересный материал удерживает нас так долго в движении по кругу этой бесконечной карусели. Когда мы видим, что поток – это то, что есть, когда мы становимся этим потоком, – не становимся «кем-то», кто наблюдает, но просто будем, будем без имени, будем находиться здесь без всякой личности, – тогда нет ни демона, ни Будды, а просто существуют вещи, каковы они есть, каждая из них совершенна по-своему. Простите их как можно полнее. Я нахожусь в комнате, где налицо крайне невыносимая обстановка, крайняя неудовлетворенность настоящим. Мы посылаем любовь этому существу, которое так лишено любви, а затем излучаем изнутри эту энергию всем существам повсюду. Чистое переживание. Иногда, если я нахожусь в общении с каким-то лицом и чувствую, что у меня не клеится дело, мне нужно просто сказать: «Сегодня у меня дело не клеится»; но в этом высказывании больше правдивости, чем в том, что человек, может быть, переживает за весь день. Конечно, рассудочный ум говорит нам: «Все это правильно, я буду освобождаться от рассудочного ума, но мне надо знать, как это сделать. Именно это некоторые дзэнские традиции называют Единым Умом, общим всем существам. Страх или похотливые мечтания представляют собой два особых примера, когда может потребоваться сознательное вспоминание, обеспечиваемое отметками. Я нахожусь в комнате, где налицо крайне невыносимая обстановка, крайняя неудовлетворенность настоящим. Аналог этому процессу пробуждения и роста можно найти в тибетском классическом искусстве в форме мандалы. Простите себя. Переживайте все по мере того, как оно возникает и исчезает, простое и легкое, приходящее ниоткуда и уходящее в никуда. Когда мы в гневе кого-то ударили, это не больно творческий или здоровый кармический поступок в нашей жизни. Это имеет большой смысл, потому что все точки круга равны. Они не уйдут в одночасье. Это значит, что если кто-то смертельно болен, мы принимаем его болезнь – и принимаем ее также в свое сердце. Любое мгновенье могло бы дать нам просветление, если бы мы увидели его тотальность, его сложность, его простоту. Истина существует в данный момент. Нам не будет нужно что-то делать для этого. В другое же время нам очень долго кажется, что спокойствия никогда не будет, в уме словно много движения и много самоотождествления, мы как бы затеряны в пламени ума и склонны к тому, чтобы принимать это обстоятельство достаточно серьезно. Лицо расслаблено. Мы видим: то, что вызывает движение одной мысли и ее переход в другую, – это все та же самая энергия, которая движет звезды по небу. Благодаря наблюдению того факта, что содержание ума изменяется от одного явления к другому, благодаря тому, что мы прямо видим эту перемену по мере того, как она протекает, мы начинаем видеть весь процесс. Хотя доля сомнения может стать полезным мотивом для более глубокого исследования того, что мы, будучи обусловлены, считаем истинным, но сомнение иногда может набрать такую силу, что закроет ум. Войдите в это тело опознавания, которое переживает звук, как слушанье, которое переживает свет, как виденье, которое чувствует вкус, которое познает жизнь, когда она пережита в этой весомой форме. Все постоянно меняется. По временам они могут быть полезны, пока сосредоточенность углубляется, а затем становятся не нужны. Только отмечайте эти вещи и спокойно возвращайтесь к дыханию. Мы видим, что природа сознания работает, отчасти напоминая руку Бога на знаменитой фреске Сикстинской капеллы: она вытянута, чтобы дать жизнь ожидающему ее существу, существу, готовому получить искру. И я узнал, что мне необходимо сначала породить любовь к самому себе, а уж потом я мог бы открыться для другого. Поэтому мы пришли к убеждению, что ум – это содержимое ума. И нам более нет необходимости определять, кто мы такие, поскольку то, чем мы становимся каждое мгновенье, гораздо больше того, что мы когда-либо воображали. «Я делюсь заслугой этой медитации со всеми живыми существами повсюду. Когда ум приятен и доставляет нам удовольствие, мы не видим этого страстного желания с отчетливостью. Благодаря признанию областей обиды и вины, благодаря освобождению от своей оторванности от других и от собственного глубинного «я», мы посылаем сперва себе, а затем и другим чувства благожелательности, пользуясь такими словами, как: «Да буду я счастлив, да буду я свободен от страдания». Освободиться от самих себя так, чтобы мы могли заново переживать то, что мы такое, каждое мгновенье, как если бы это было даром. Да вступим – мы все и каждый из нас – да вступим мы в свет. Но временами, когда сосредоточенность и осознавание находятся в глубоком равновесии, можно пережить совершенство этого кармического процесса; бывает возможно ясно увидеть, что вещи не могут вести себя по-иному, хотя зачастую могут казаться нам бессмысленными. За несколько месяцев до того она пережила чудесное понимание того, каковы вещи. Внимательно вступить в данный момент – значит полностью принять самих себя. Отметка «помыслы, помыслы» может быть достаточной для того, чтобы подтвердить наличие думания, если возобладало именно оно, хотя иногда для раскрытия тонкостей думающего ума бывают полезны более точные указания, например, «планирование, планирование», когда появляется планирование, или «страх, страх», когда возникает ум-страх. Такая особая практика содержит опасность создания многих проявлений «я»: «Это Я сам сидел и сносил боль». Мы можем успешно работать с мыслями наподобие следующих: «Так же, как я желаю быть свободным от страдания и откровенным, так да придете и вы к своей целостности, к своей радости!» Иногда мы можем даже так общаться с животными и замечать их реакции. Тогда я начал понимать, как представлял дело: появится еще несколько дюжин переживаний – и все будет сделано, все будет кончено, останется чистое сознание в течение двадцати четырех часов в сутки. Только осознавание и дыхание. Ум и есть медитация. Таким образом, мы видим, что в просторе освобожденности возникает естественное равновесие. Вернувшись к учителю в унынии и смятении, он умоляет его заново укрепить быстро разрушающуюся практику. Вхождение полностью пробужденными. Полнота есть пребывание именно здесь. Это ум как эго, ум как «я есмь». Движение от необладания к обладанию составляет господствующее переживание удовлетворенности, которое позволяет естественная система нашего желания. Мы открываем свое осознавание, чтобы сфокусировать его на переживании ощущения, и содействуем возвращению осознавания к этому месту. Это захватывающий процесс. Когда начинаешь медитацию, становится вполне ясно, что все изменяется от мгновенья к мгновенью. Однако увидеть то, что реально, очень трудно, если мы деятельно фильтруем все поступающее извне, если внутри нас есть «некто», старающийся быть чем-то. Очень редко случается так, чтобы мы прожили один день или даже один час, в течение которого не было бы таких состояний ума, которые нам хотелось бы не переживать, – состояний чувства неловкости, напряжения, гнева, отвращения, страха, зависти, утомления. Я подумал, что это ложный, пессимистический уклон: «А, это буддийский вздор с Востока, где половина детей умирает в возрасте до пяти лет! Конечно, они думают, что мир полон страдания; у них со всех сторон умирающие с голоду, у них покойники на улицах валяются. Пусть эти старые завесы ожесточения отпадут. Посидев так некоторое время, мы можем обнаружить, что какой-нибудь другой пункт будет легче наблюдать. Она существует сама по себе; ее существование не зависит ни от каких условий. Но еще труднее ими не быть. Часто то, что мы никогда не способны сказать вследствие неловкости, запретов и сомнений, можно сказать сердцем. Дзэнский наставник Судзуки Роси говорил о «просветлении до просветления», которое представляет собой такое состояние ума, когда налицо внимательность, когда нет вожделения к тому, чтобы вещи были каким-то образом иначе, чем они есть. Совершенно полное; вполне простое. Да будем все мы свободны. Но её связывающее свойство тонко, и прямо пережить его не так-то легко. Когда внимательность становится очень острой, мы начинаем видеть помыслы по-новому, буквально переживая их возникновение и исчезновение, словно они вставлены в рамку, – словно бы мы видели кинофильм, проецируемый на экране; мы рассматриваем смену одного кадра другим, исследуем отдельные элементы того, что раньше мнили единством, непрерывным потоком. Его передать нельзя; его можно только пережить. Вполне возможно, что следующей мыслью будет: «О, я не могу сделать этого, это потворство себе. Позвольте себе умереть. Его передать нельзя; его можно только пережить. Мы представляем собой природное явление, такой же продукт условий, полный изменений, как океан или ветер. Осознавание дыхания – это передний план. Это – хорошее чувство. Вхождение полностью пробужденными. Проходят еще несколько вагонов с помыслами, и мы ясно распознаем, что это помыслы. Идеальный объект – это просто то, что происходит в данный момент. Или мы можем заметить, что осознавание обычно бывает чистым и удерживается на объекте до тех пор, пока не затеряется в некоторых повторно возникающих состояниях ума; таким образом отметки могут быть использованы только для того, чтобы отождествить эти состояния, которые все еще являются причиной самоотождествления и, таким образом, отвлекают внимание от объекта. Прочувствуйте резервуар энергии в этой комнате. Посидеть полчаса или час утром, после пробуждения, и до того, как через нас пройдет множество слов, – это прекрасный способ начать день. Размышляйте о болезненности, о разделении, которое есть гнев, зависть, ревность. На самом деле мы даже редко видим эти возникновение и исчезновение. Естественные законы, управляющие причиной и следствием, законы, управляющие взаимоотношениями ума и тела, совершенно одинаковы; и вот эта-то одинаковость является путем ко внутреннему пониманию, способом не быть захваченными содержанием – как нашим, так и их содержанием. Мы можем передавать нашу заботу, не затерявшись в ее магии, с чистым намерением, которое открывается другим, которое вносит сердце в мир; это слияние внутренних и внешних реальностей, сущность сострадания и правильного действия. Когда осознавание сильно, вожделение слабо. Ребенку говорят только, чтобы он не крал и не лгал; но никогда не говорят, как. А что делать теперь, когда энергия вышла из равновесия? – О, это неплохая мысль! – Кстати, а что такое просветление? Она не остается просто на одном уровне, в одном центральном узле, а движется вокруг этого пространства и в действительности не стоит на одном-единственном месте. Так мы видим, что приязнь и неприязнь – это кармические факторы, что нам нравятся некоторые вещи и не нравятся другие. Подобные переживания очень трудно описывать словами, потому что они происходят на таких уровнях, где языка нет. Мы воображаем, что продолжаем спать, как спали всегда – «вот я нахожусь в таком же трудном положении, в такой же тягости, в таких же запутанных условиях; ответа нет». Пусть оно охватит весь город, где вы живете; оно широко, пространно, участливо. Другой мой приятель медленно ходил задом наперед, пользуясь этим приемом как средством достижения такой же бдительности ради выживания, чтобы преодолеть томление, возникавшее во время длительной практики уединенной медитации. Переживание жизни в теле, поддержанное дыханием. Мощь, сила ума, которую создает сосредоточенность, не оставляет возможности для большой активности препятствующих факторов. Касание дыхания можно легко почувствовать в ноздрях. Пожалуй, самым мощным из всех этих препятствий является сомнение, ибо оно способно прервать практику. Тогда оно становится основой для нашей работы над собой, для дальнейшего очищения. Это не представление, не понятие, а прямое переживание; поэтому его можно считать первичной реальностью. Очевидный пример того, как много мы вкладываем в сферу мыслимого, принадлежит нашему отношению к чувству осязания. Далее у нас имеются два наших старых товарища, лень и вялость, которые, как сказал один учитель, лучше всего олицетворены в банановом слизняке. Да освобожусь я от страха, скрытости и сомнения. Позвольте себе умереть. Когда мы видим их в свете понимания, они обладают все меньшей и меньшей силой для того, чтобы втянуть нас в деятельность, отвлечь ум. Для удержания этого простора, могущего признать осуждающий ум, не вынося о нем суждения, – требуется уравновешивающее действие. Кажется, что и энергия движется кругами: орбиты планет, орбиты электронов вокруг ядра атома. Все принадлежит энергии жизни, энергии осознавания в форме. Когда желание прекратилось, когда его предмет у нас в руках, тогда возникает боль, вызываемая желанием удержать его, желанием, чтобы ничто его не повредило, не разрушило. Чаще всего гнев хочет повредить своему объекту, человеку или предмету, на который он направлен. Себя мы при этом считаем временными хранителями всего, что у нас есть, а в собственности нашей нет ничего. Мы наблюдаем, как они движутся, мгновенье за мгновеньем, сначала одно здесь, затем одно там. Мы испытываем глубокое уважение к процессу, который раскрываем, и медленно понимаем. Если закрепить наше внимание на различных точках тела, будут восприниматься многообразные ощущения; возникают они всегда, но обычно просто остаются ниже осознаваемого уровня. Мы не доверяем своему виденью, потому что полагаем, что мы не просветлены. Баба Хари Дас говорит, что даже святой в возрасте девяносто одного года не свободен от препятствий. Рамакришна пользовался образом свежесорванного ореха. Почувствуйте эту жизненную энергию на макушке. Дары могут сами по себе стать целой практикой. То, что имею в виду я, говоря о «хорошей медсестре», – это такая медицинская сестра, которая находится в соприкосновении с собой настолько, чтобы позволить себе проявить заботу. Такой ученик, достаточно чистый, чтобы не осуждать даже видимые недостатки своего учителя, хранит пришедшие через него чистейшие поучения и повсюду находит мудрость. Потом мы увидим, что эта жажда «разделаться с ними» создает следующее состояние ума. Мы думаем, что это «мы» подчиняем «я», не постигая того факта, что это Вселенная возвращается в себя. По-настоящему интересно замечать, что если по утрам прежде всего садиться помедитировать, то, даже несмотря на здоровый ночной сон, по мере того, как устраняются тонкие напряжения, один за другим порождаются слои расслабления. Если ощущение жизни изменяется, изменяйтесь вместе с ним. Только когда мы можем видеть жизнь и смерть не как столь отдельные друг от друга стороны, а как части протекающего процесса созревания, возвращения домой, к Богу, к источнику, – какими бы понятиями мы не пытались определить этот процесс, – только тогда можем мы оставаться внимательными к контексту, внутри которого происходят боль и умирание. Но освобождение от того, кем, как мы думаем, мы являемся, вместо его осуждения, помогает нам смягчить свою жизнь. Мы видим все просто таким, каково оно есть, – совершенным. Ум, как будто погруженный в гипноз, непрерывно упражнял свою критикующую способность. Затеряться в формах ума за пределами самих себя – это проклятье. Например, в случае чувственного желания и ненависти, алчности и отвращения в какой-то момент времени может присутствовать только одно из них, поскольку по своему действию они взаимно-противоположны. Когда мы входим в круг, мы вступаем в поток. Те мгновенья, которые возникали раньше, обусловливают степень, до которой мы оказываемся способны усвоить глубину каждого последующего мгновенья. Для мира, полного изменений, у нас имеются застывшие, неизменные понятия – ярлыки; и это, конечно, порождает разрыв между понятием и реальностью, результатом чего будет напряжение. Мы строим и строим новый образ самих себя, мы хотим знать, каким будет следующий образ. Увеличительное стекло – это фокус сознания; меняющиеся требования глаза подобны разнообразным факторам сосредоточенности и энергии в уме. – Чувствовать нечто подобное ужасно. Процесс удовлетворения желания проявляется не в обладании желаемым объектом, а в прекращении болезненности желания. Отдача подобного рода поддерживает необъятность ума. Единственным ответом, который кажется подходящим для этого случая, был бы такой: путь не меняется; путь всегда лежит в сердце, а меняются только методы. Вопрос о правильных средствах к существованию – это не просто вопрос о справедливом доходе; это вопрос о правилыюй жизни. От останавливания ума мудрости не получится; она возникает от понимания природы ума. В стихии воздуха мы переживаем вибрирование, энергию. Мы открываем свое осознавание, чтобы сфокусировать его на переживании ощущения, и содействуем возвращению осознавания к этому месту. Тыльные стороны стоп и их подошвы. Пусть эти старые завесы ожесточения отпадут. Можно просто их наблюдать. Не усиливать их отвращение к болезни, потому что эта болезнь и есть то, с чем им нужно работать. Отметки позволяют нам мягко, но настойчиво оставаться со своим переживанием, признавая все, что временно получает преобладание, как только то возникает. Это похоже на работу с увеличительным стеклом: работая с некоторыми предметами, нам приходится приближать к ним увеличительное стекло и отдалять глаз к более длинному фокусу; в других случаях увеличительное стекло будет помещено ближе к глазу и дальше от рассматриваемого предмета. Когда мы наблюдаем возникновение и исчезновение сотен новых воплощений в течение часа, мы переживаем рождение и смерть на очень глубоком уровне. Если мы отождествляемся с ними, притязаем на то, что они – это «я» или «мои», оцениваем их или привязываемся к ним, если мы застреваем в какой-то части текущего процесса, мы не видим, что явление, обозначенное как «я», постоянно рождается и умирает, что как процесс осознавания, так и объект, появляются и исчезают сотни раз в течение каждой секунды. Действительно, возвращение к дыханию помогает нам открыть силу освобождения и углубляет нашу способность оставить обусловленное вожделение ума. Но сердиться – вполне хорошо; так же хорошо и не сердиться. Мы поддерживаем свою практику, свое исследование того, что кажется реальным, даже когда вплотную сталкиваемся с видимыми противоречиями, парадоксами этой реальности; и мы знаем: все, что мы можем сделать, – это сделать зараз только одно дыхание и наблюдать за тем, что будет дальше. Когда мы добираемся до этого узла страха и гнева, мы отчасти удивлены; но до тех пор, пока мы не примем его с подлинной любящей добротой к самим себе, пока мы не примем его с полным сочувствием к степени своей человечности, мы не сможем распустить его. Сколько времени мы оказываемся затерянными в думающем уме? Просто сидеть, просто быть бывает часто трудновато. Другой участок, где дыхание вполне заметно, – это та область, где поднимается и опадает живот. Это «я» представляет собой фасад, избранный умом, чтобы представлять себя. Сделайте это легко. Осознавание, которое только отмечает намерение, очень тонко. У нее есть место, чтобы простить. Ушли по ту сторону. Если на протяжении дня мы распознаем страх или скованность, мы преодолеем это состояние. Именно переживание кажется самым важным; именно в бытии мы находим ценность.